Неточные совпадения
Когда же юности мятежной
Пришла Евгению пора,
Пора надежд и грусти нежной,
Monsieur
прогнали со двора.
Вот мой Онегин на свободе;
Острижен по последней моде;
Как dandy лондонский одет —
И наконец
увидел свет.
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно;
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил.
В такой безуспешной и тревожной
погоне прошло около часу, когда с удивлением, но и с облегчением Ассоль
увидела, что деревья впереди свободно раздвинулись, пропустив синий разлив моря, облака и край желтого песчаного обрыва, на который она выбежала, почти падая от усталости.
— А ты будто не впутан? — спросил Фроленков, усмехаясь. — Вот, Клим Иваныч,
видели, какой характерный мужичонка? Нет у него ни кола, ни двора, ничего ему не жалко, только бы смутьянить! И ведь почти в каждом селе имеется один-два подобных, бездушных. Этот даже и в тюрьмах сиживал, и по этапам
гоняли его, теперь обязан полицией безвыездно жить на родине. А он жить вовсе не умеет, только вредит. Беда деревне от эдаких.
— Вот
увидите, завтра Блинов с утра начнет
гонять, чтобы подразнить меня…
Следующая неприятная встреча — Тагильский. Досадно было
видеть его в такой же форме военного чиновника, с золотыми
погонами на плечах.
Самгин приподнял голову и в ногах у себя
увидел другую; черная, она была вставлена между офицерских
погон на очень толстые, широкие плечи.
Впрочем, приглядываясь к нему во весь этот месяц, я
видел высокомерного человека, которого не общество исключило из своего круга, а который скорее сам
прогнал общество от себя, — до того он смотрел независимо.
— И я тебя тоже, Lise. Послушайте, Алексей Федорович, — таинственно и важно быстрым шепотом заговорила госпожа Хохлакова, уходя с Алешей, — я вам ничего не хочу внушать, ни подымать этой завесы, но вы войдите и сами
увидите все, что там происходит, это ужас, это самая фантастическая комедия: она любит вашего брата Ивана Федоровича и уверяет себя изо всех сил, что любит вашего брата Дмитрия Федоровича. Это ужасно! Я войду вместе с вами и, если не
прогонят меня, дождусь конца.
Другая дочка-мужичка была замужем за чиновником, каким-то выслужившимся писаречком, и в одной из комнат постоялого двора на стенке можно было
видеть в числе семейных фотографий, миниатюрнейшего размера, фотографию и этого чиновничка в мундире и в чиновных
погонах.
Кругом вся земля была изрыта. Дерсу часто останавливался и разбирал следы. По ним он угадывал возраст животных, пол их,
видел следы хромого кабана, нашел место, где два кабана дрались и один
гонял другого. С его слов все это я представил себе ясно. Мне казалось странным, как это раньше я не замечал следов, а если
видел их, то, кроме направления, в котором уходили животные, они мне ничего не говорили.
Вот этот-то профессор, которого надобно было вычесть для того, чтоб осталось девять, стал больше и больше делать дерзостей студентам; студенты решились
прогнать его из аудитории. Сговорившись, они прислали в наше отделение двух парламентеров, приглашая меня прийти с вспомогательным войском. Я тотчас объявил клич идти войной на Малова, несколько человек пошли со мной; когда мы пришли в политическую аудиторию, Малов был налицо и
видел нас.
— Я и теперь
вижу, — резко возражала матушка, —
вижу я, что ты богослов, да не однослов… А ты что фордыбачишь! — придиралась она и ко мне, — что надулся, не ешь! Здесь, голубчик, суфлеев да кремов не полагается. Ешь, что дают, а не то и из-за стола
прогоню.
Трофимов. Верьте мне, Аня, верьте! Мне еще нет тридцати, я молод, я еще студент, но я уже столько вынес! Как зима, так я голоден, болен, встревожен, беден, как нищий, и — куда только судьба не
гоняла меня, где я только не был! И все же душа моя всегда, во всякую минуту, и днем и ночью, была полна неизъяснимых предчувствий. Я предчувствую счастье, Аня, я уже
вижу его…
Если селезень, находясь при утке,
увидит другого селезня, летящего к ним, то сейчас бросается навстречу и непременно его
прогонит, как имеющий более прав и причин храбро сражаться.
Сие
видя, барские сыновья перестали сечь старика и побежали за ними в
погоню.
—
Видел сейчас и получил пощечину… нравственную. Воротила письмо назад, даже шваркнула, нераспечатанное… а меня
прогнала в три шеи… впрочем, только нравственно, а не физически… а впрочем, почти что и физически, немного недостало!
— Милосердый боже! и ты это
видишь и терпишь! И Белоярцев во либералах! Еда и Саул во пророцех! — Лизавета Егоровна! Да я готов вас на коленях умолять, осмотритесь вы,
прогоните вы от себя эту сволочь.
Вихров несколько времени молчал. Он очень хорошо
видел, что скажи он только Клеопатре Петровне, что женится на ней — и она
прогнала бы от себя всех докторов на свете; но как было сказать это и как решиться на то, когда он знал, что он наверное ее разлюбит окончательно и, пожалуй, возненавидит даже; злоупотреблять же долее этой женщиной и оставлять ее своей любовницей ему казалось совестно и бесчеловечно.
Павел сам
видел, как полковник
прогнал одну девочку, забравшуюся в его огород — нарвать этого луку.
— Я сначала сама пошла и ему не сказала. А он, как узнал, потом уж сам стал меня
прогонять просить. Я стою на мосту, прошу у прохожих, а он ходит около моста, дожидается; и как
увидит, что мне дали, так и бросится на меня и отнимет деньги, точно я утаить от него хочу, не для него собираю.
— Ступай, Мавра, ступай, — отвечал он, махая на нее руками и торопясь
прогнать ее. — Я буду рассказывать все, что было, все, что есть, и все, что будет, потому что я все это знаю.
Вижу, друзья мои, вы хотите знать, где я был эти пять дней, — это-то я и хочу рассказать; а вы мне не даете. Ну, и, во-первых, я тебя все время обманывал, Наташа, все это время, давным-давно уж обманывал, и это-то и есть самое главное.
— Другие? Другие, выражаясь по-русски, просто сволочь… Извини, я сегодня выражаюсь немного резко. Но как иначе назвать этот невозможный сброд, прильнувший к Евгению Константинычу совершенно случайно. Ему просто лень
прогнать всех этих прихлебателей… Вообще свита Евгения Константиныча представляет какой-то подвижной кабак из отборнейших тунеядцев.
Видела Летучего? Да все они одного поля ягоды… И я удивляюсь только одному, чего смотрит Прейн! Тащит на Урал эту орду, и спрашивается — зачем?
— Да, умирайте-ка! — бормотал Рыбин. — Вы уж и теперь не люди, а — замазка, вами щели замазывать.
Видел ты, Павел, кто кричал, чтобы тебя в депутаты? Те, которые говорят, что ты социалист, смутьян, — вот! — они! Дескать,
прогонят его — туда ему и дорога.
Таким предстал ты мне, Никита Романович, и ясно
увидел я тебя, летящего на коне в
погоню за Малютой, и перенесся я в твое страшное время, где не было ничего невозможного!
Приехавшие дачники были очень добрыми людьми, а то, что они были далеко от города, дышали хорошим воздухом,
видели вокруг себя все зеленым, голубым и беззлобным, делало их еще добрее. Теплом входило в них солнце и выходило смехом и расположением ко всему живущему. Сперва они хотели
прогнать напугавшую их собаку и даже застрелить ее из револьвера, если не уберется; но потом привыкли к лаю по ночам и иногда по утрам вспоминали...
— Что, взял? Вот буду так валяться, покуда хозяева не
увидят, а тогда пожалуюсь на тебя, тебя и
прогонят!
В церкви уже стояли в уголке, прячась за колонною, все четыре сестры Рутиловы. Передонов их не
видел сначала, но потом, уже во время самого венчания, когда они вышли из своей засады и подвинулись вперед, он
увидел их и испугался. Впрочем, они ничего худого не сделали, не потребовали, — чего он боялся сперва, — чтобы он Варвару
прогнал, а взял одну из них, а только все время смеялись. И смех их, сначала тихий, все громче и злее отдавался в его ушах, как смех неукротимых фурий.
По таковом счастливом завладении он, Нечай, и бывшие с ним казаки несколько времени жили в Хиве во всяких забавах и об опасности весьма мало думали; но та ханская жена, знатно полюбя его, Нечая, советовала ему: ежели он хочет живот свой спасти, то б он со всеми своими людьми заблаговременно из города убирался, дабы хан с войском своим тут его не застал; и хотя он, Нечай, той ханской жены наконец и послушал, однако не весьма скоро из Хивы выступил и в пути, будучи отягощен многою и богатою добычею, скоро следовать не мог; а хан, вскоре потом возвратясь из своего походу и
видя, что город его Хива разграблен, нимало не мешкав, со всем своим войском в
погоню за ним, Нечаем, отправился и чрез три дня его настиг на реке, именуемой Сыр-Дарья, где казаки чрез горловину ее переправлялись, и напал на них с таким устремлением, что Нечай с казаками своими, хотя и храбро оборонялся и многих хивинцев побил, но напоследок со всеми имевшимися при нем людьми побит, кроме трех или четырех человек, кои, ушед от того побоища, в войско яицкое возвратились и о его погибели рассказали.
Мне казалось, судя по направлению лая, что собака гонит влево от меня, и я торопливо побежал через полянку, чтобы перехватить зверя. Но не успел я сделать и двадцати шагов, как огромный серый заяц выскочил из-за пня и, как будто бы не торопясь, заложив назад длинные уши, высокими, редкими прыжками перебежал через дорогу и скрылся в молодняке. Следом за ним стремительно вылетел Рябчик.
Увидев меня, он слабо махнул хвостом, торопливо куснул несколько раз зубами снег и опять
погнал зайца.
Гордей Евстратыч рассказал всю историю лежавшего на столе кварца: как его привез Михалко, как он не давал спать целую ночь Гордею Евстратычу, и Гордей Евстратыч
гонял в Полдневскую и что там
видел.
— Куда тебя несет, дьявол! Не
видишь разве, что едешь на людей, сволочь! — услыхал Бобров впереди грубый окрик, и на дороге, точно вынырнув из-под лошадей, показался рослый бородатый мужик, без шапки, с головой, сплошь забинтованной белыми тряпками. —
Погоняй, Митрофан! — крикнул Бобров.
Заметив в себе недовольство, они стараются
прогнать его; но,
видя, что оно не проходит, кончают тем, что дают полную свободу высказаться новым требованиям, возникающим в душе, и затем уже не успокоятся, пока не достигнут их удовлетворения.
— Порядки!
Видел я давеча — идут тротуаром плотники и штукатуры. Вдруг — полицейский: «Ах вы, черти!» И
прогнал их с тротуара. Ходи там, где лошади ходят, а то господ испачкаешь грязной твоей одежой… Строй мне дом, а сам жмись в ком…
— Тот же полицейский
видел… он даже
прогонял меня оттуда… толкал…
Матрена. Ну, уж ты эти свои дьявольские подходы оставь! Не глупей я тебя, только что разве в Туречине не бывала. Я
вижу, что вам
прогнать меня хочется, а я вот останусь
Кручинина. Нет, зачем же гнать! Я и теперь вас не
прогоню. И обид, и оскорблений, и всякого горя я
видела в жизни довольно: мне не привыкать стать. Мне теперь больно и в то же время интересно; я должна узнать нравы и образ мыслей людей, с которыми меня свела судьба. Говорите, говорите все, что вы чувствуете!
И
прогнали меня с глаз, а сами,
вижу, вошли в спальню и на приедьо [Рrie-dieu (франц.) — скамеечка для коленопреклонения при молитве] стали.
Извозчик нехотя
погнал лошадей и, беспрестанно оглядываясь назад, посматривал с удивлением на русского офицера, который не радовался, а казалось, горевал,
видя убитых французов. Рославлев слабел приметным образом, голова его пылала, дыханье спиралось в груди; все предметы представлялись в каком-то смешанном, беспорядочном виде, и холодный осенний воздух казался ему палящим зноем.
Увидев знакомую ему фигуру графа Хвостикова, Офонькин сделал недовольную мину; но, взглянув на его сопутника в генеральских
погонах, он вдруг почувствовал страх. Офонькин подумал, что Трахов — какой-нибудь жандарм и приехал брать его за то, что он на днях очень развольнодумничался в клубе и высказал пропасть либеральных мыслей.
Но вот послышалось шарканье туфель, и в комнатку вошел хозяин в халате и со свечой. Мелькающий свет запрыгал по грязным обоям и по потолку и
прогнал потемки. Тетка
увидела, что в комнатке нет никого постороннего. Иван Иваныч сидел на полу и не спал. Крылья у него были растопырены и клюв раскрыт, и вообще он имел такой вид, как будто очень утомился и хотел пить. Старый Федор Тимофеич тоже не спал. Должно быть, и он был разбужен криком.
Тузенбах. И каждый день буду приходить на телеграф и провожать вас домой, буду десять — двадцать лет, пока вы не
прогоните… (
Увидев Машу и Вершинина, радостно.) Это вы? Здравствуйте.
Молча кружились то по лесу, то среди беззащитного поля и снова торопливо вваливались в темень, хряскали по сучьям, на одном крутейшем косогоре чуть не вывалились, хотя Еремей и ночью, казалось,
видел, как днем. И чем больше завязывали узлов и петель, тем дальше отодвигалась
погоня и самая мысль о ней. Что-то засветлело, и Еремей сказал...
«Завтра же его
прогоню, надо Андрею Иванычу сказать», — решил Колесников и
видит, что Саша уже встал и Фома закрывает и будто теснит его своей фигурой. Тревожно шагнул ближе Колесников.
Увидел ясно в каждом волоске его четырехугольную широкую бороду и плешину среди русых и мягких волос, крутые, туго обтянутые плечи; почувствовал жесткое прикосновение
погона, не то ласковое, не то угрожающее — и вдруг только теперь осознал ту тяжесть, что, начинаясь от детства, всю жизнь давила его мысли.
Шамраев(дразнит). Лошадь… домой… (Строго.) Сама
видела: сейчас посылали на станцию. Не
гонять же опять.
— Нет! Настенька, я не сяду; я уже более не могу быть здесь, вы уже меня более не можете
видеть; я все скажу и уйду. Я только хочу сказать, что вы бы никогда не узнали, что я вас люблю. Я бы сохранил свою тайну. Я бы не стал вас терзать теперь, в эту минуту, моим эгоизмом. Нет! но я не мог теперь вытерпеть; вы сами заговорили об этом, вы виноваты, вы во всем виноваты, а я не виноват. Вы не можете
прогнать меня от себя…
— И ты, слюняй, позволил так обращаться с своим учителем, — обратилась она вдруг к генералу, — да еще его с места
прогнал! Колпаки вы, — все колпаки, как я
вижу.
В один день собралась и на прошлой неделе в пятницу взяла девушку, да Потапыча, да Федора лакея, да этого Федора из Берлина и
прогнала, потому,
вижу, совсем его не надо, и одна-одинешенька доехала бы…
Вот
видишь ты: лежала-лежала, лечили-лечили, я докторов
прогнала и позвала пономаря от Николы.
Марья Васильевна. Да, разумеется. Думаю, когда еще
увижу, и опять отложу, вот и приехала, если не
прогоните, — до вечернего поезда.